14 
                               
  Всю свою жизнь я считал себя неспособным испытывать любовь. 
Даже  в дни моей юности, когда для моих сверстников сердечные 
увлечения  были  самым  обычным  делом,  мои  интересы   были 
направлены  на  другие вещи. Не то чтобы я старался  подавить 
интерес  к  женщинам  усиленной учебой  или  спортом,  просто 
никогда ни одна даже самая привлекательная из них не была для 
меня  интересна в той степени, какая нужна для  равноправного 
общения.  На протяжении всей последующей жизни я  все  больше 
убеждался,  что  женщины чаще всего не более  чем  украшения, 
требующие постоянного внимания и галантного обращения, но  не 
способные  стать  мне ни настоящими друзьями,  ни  тем  более 
возлюбленными.  Когда  я  открыл свое  истинное  призвание  и 
приобрел привычки, ставшие неотъемлемой частью моей жизни, то 
окончательно  понял, что ни одна женщина  на  всем  свете  не 
заставит  меня  от всего этого отказаться ради  сомнительного 
семейного счастья и многочисленных неудобств, способных  кого 
угодно довести до сумасшествия. Я изучил женщин, еще в юности 
познал все стороны отношений с ними, но мое сердце ни разу не 
дрогнуло перед чьим-то хорошеньким личиком. Я смирился с этим 
и  отнюдь  не  чувствовал  себя  обделенным.  Ne  quid  ratio 
detrimenti  capiat* - таков был мой непреложный девиз.  Я  не 
только не ждал любви, но и вообще не думал о ней иначе как  о 
предмете  для наблюдения и анализа. Для нее не было  места  в 
моей жизни, и без того полной разнообразных интересов, дел  и 
ощущений.  И  вот  теперь мисс Элен Лайджест  заставила  меня 
усомниться во всем, в чем раньше сомнений не было. Мое сердце 
забилось быстрее, а мысли утратили свой неизменный порядок, и 
я  не  мог  просто так смириться с этим, даже не  попытавшись 
понять, где я совершил ошибку. 
     Теперь  мне было ясно, что стоило прислушаться  к  своим 
ощущениям  уже  тогда,  когда  я  начал  признавать  за  мисс 
Лайджест  ее  исключительность  и  уникальность,  когда   она 
оставила  в  моем сознании всех других женщин далеко  позади. 
Однако   мне  было  решительно  непонятно,  почему,  воздавая 
должное  ее  знаниям,  достижениям,  манерам  и  красоте,   я 
чувствовал еще что-то, лежащее за их пределами. Да, я  всегда 
признавал,  что она яркая индивидуальность, живая и  глубокая 
натура,  острый  и проницательный ум! Но почему  все  эти  ее 
достоинства не просто вызывают восхищение, а выводят меня  из 
равновесия?  Почему  мне  недостаточно  просто  изучить   эту 
женщину и занести ее в свой внутренний блокнот под заголовком 
“исключение”?..  Да именно потому, что она для  меня  больше, 
чем   просто   список  достоинств!  Ее  притягательность   не 
исчерпывается суммой удивительных черт и качеств!  Проводя  с 
ней вечера, гуляя по парку и беседуя о самых разных вещах,  я 
вдруг  увидел  в  ней то, что делало ее собой,  а  не  просто 
красивой  женщиной, увлеченным ученым, тактичным и остроумным 
человеком… Наверное, я полюбил именно эту глубину, эту идущую 
откуда-то  изнутри  нее  силу,  не  имевшую  названия  и   не 
предполагавшую объяснения. Это нечто просто захватило меня  с 
ног  до  головы,  а я испугался, что не знаю  слов,  которыми 
можно было бы это описать… 
     Так, может быть, мне не нужно считать, что моя теория  о 
женщинах  и  чувствах разрушена? Возможно, встретившаяся  мне 
женщина  стала  счастливым  исключением,  позволившим   лучше 
понять  истину  и  самого себя?.. Я был уверен,  что  никогда 
больше не узнаю другой, которая сможет хотя бы приблизиться к 
мисс  Лайджест в своих достоинствах, и потому моя  встреча  с 
     mei  -  несомненно,  подношение судьбы.  Но  как  теперь 
распорядиться этим подношением, как узнать, что это: ловушка, 
испытание  или  такой  подарок, который  дается  лишь  раз  и 
который  надо хватать, пока не стало поздно? И что  требуется 
от  меня  взамен: положиться на свой разум или откинуть  все, 
когда-то казавшееся важным, ради шанса получить неведомое?.. 
     Размышления  о  произошедших  во  мне  переменах  теперь 
занимали меня и днем и ночью. Я бродил по парку, будучи не  в 
силах  спокойно спать, а потом возвращался в свою  комнату  и 
впадал в тяжелый, беспокойный сон, не приносивший успокоения. 
Я  выходил  в парк по утрам, когда солнце только вставало,  и 
подолгу сидел где-нибудь в тени. Однако, к моему удивлению, я 
совсем не чувствовал себя усталым. Напротив, меня переполняло 
новое  чувство,  и от этого все вокруг казалось  иным,  более 
живым  и ярким. Мое восприятие обострилось, и иногда я  ловил 
себя  на  том, что иногда занят не размышлениями, а тем,  что 
просто   наслаждаюсь  необыкновенным  приливом  сил,   идущих 
изнутри  и  наполняющих каждую частицу души и тела  теплом  и 
энергией. 
     Я  почти принял свою любовь и смирился с ней как с новым 
опытом,  новым  жизненным уроком. Я понял,  что  был  слишком 
самоуверен  в  отношении собственной неуязвимости  и  слишком 
ограничен в объяснениях своих чувств. 
     Мое  относительное  спокойствие и не  изменившая  мне  и 
теперь  выдержка  позволили оценить  силу  моего  чувства.  Я 
пришел  к  неутешительному выводу о том,  что  безнадежен.  Я 
всегда очень живо ощущал жизнь и по опыту знал – то, что хотя 
бы единожды задело меня, навсегда становилось предметом самых 
глубоких чувств, а я уже потерял счет тому, сколько раз  мисс 
Лайджест задела мою душу, сердце и разум. Я отчетливо  понял, 
что  моя любовь явилась плодом именно моего скепсиса  и  моей 
мнимой  холодности, что она прорвала завесу моих  заблуждений 
относительно меня самого и от этого стала еще более  сильной. 
И  потому  это была не мальчишеская влюбленность, а настоящая 
страсть,  посланная мне Богом в наказание за  строптивость  и 
гордыню. 
      
     Я лежал на диване и курил, когда вдруг понял, что двигаю 
пальцами в такт доносящейся откуда-то издалека музыке. Кто-то 
играл на рояле в глубине дома, и я не сомневался, кто именно. 
Я  встал,  надел  пиджак  и вышел в  коридор  –  звуки  стали 
отчетливее. Полагаясь только на собственный слух, я  пошел  в 
дальнюю  часть дома, где никогда прежде не был. Звучала  одна 
из  знаменитых бетховенских сонат. Даже не зная о  том,  что, 
кроме мисс Лайджест, в доме играть некому, теперь не пришлось 
бы  сомневаться,  что  это  она:  через  клавиши  инструменты 
вырывались легкость, глубина и изящество, присущие только  ей 
одной. 
     Я   остановился  у  самой  дальней  двери   коридора   и 
прислушался: звуки музыки действительно доносились отсюда.  Я 
приоткрыл дверь и тихо вошел в комнату. 
    Это  был небольшой овальный зал, сильно затененный  из-за 
густых  деревьев за окнами и почти лишенный мебели:  у  входа 
стояли  два стула, немного дальше – кресло и черный  рояль  с 
поднятой  крышкой. За этим роялем спиной ко мне  сидела  мисс 
Лайджест  –  воплощение бетховенской страсти…  Рукава  платья 
закатаны до локтей, пряди темных волос разметались по плечам, 
а  все  ее тело, казалось, было частью огромного инструмента: 
она не видела и не слышала ничего, кроме музыки, которую сама 
творила. 
    Я  сел  на стул, скинув с него пыльный чехол, и продолжал 
внимать прекрасной мелодии. 
    Последний  штрих,  аккорд  –  и  новый  отрывок  зазвучал 
стремительно   и  вдохновенно.  Бурные  восходящие   пассажи, 
исполненные  безукоризненно, перешли в волнительную  мелодию, 
полную  трепетной  тревоги.  Потом  опять  дикая  безудержная 
страсть  и  опять  смирение. Гениально  и  просто!  Просто  и 
прекрасно,  как  жизнь,  как  любовь!  Настроения   менялись, 
перемешивались, перемежались, опять вставали на  свои  места, 
взрывы сменялись покоем, но и он летел куда-то, превращаясь в 
призыв,  в  мечту  и в страсть, страсть… Все  так  или  иначе 
сходилось  в одну точку, и она, обрастая мириадами  аккордов, 
перерастала  в прекрасную, неудержимую стихию,  настойчиво  и 
просто заявлявшую о своей непобедимости. 
    Я  любовался тонкими белыми запястьями, длинными сильными 
пальцами,  властно  бегавшими  по  клавишам  инструмента,   и 
понимал, что глубина этой женщины лишь приоткрылась мне,  что 
я никогда не узнаю ее до конца, не смогу представить ей цены… 
    Мисс  Лайджест  уже собиралась окончить,  но  в  какой-то 
момент  ее руки соскользнули и замерли, очевидно, от незнания 
текста. Мелодия прервалась лишь на долю секунды – в следующее 
мгновение,   тряхнув  головой  и  пропустив  полтакта,   мисс 
Лайджест   продолжила  играть,  не  снижая  темпа.  Несколько 
последних взлетов, финальный аккорд – и она тут же схватила с 
рояля ноты и принялась листать их… 
- Фа-диез, - подсказал я, вставая. 
   Мисс Лайджест чуть вздрогнула, повернулась в мою сторону и 
улыбнулась: 
- Вы уверены? 
- Абсолютно уверен. 
-  Не судите меня слишком строго, ведь я не садилась за рояль 
больше  полугода,  - она отложила ноты и  кивком  указала  на 
пыльное  покрывало от инструмента на полу, - в  этой  комнате 
даже не убирают. 
- Вы играли великолепно, мисс Лайджест: вдохновенно, пламенно 
и технично. 
-  Вы,  мистер  Холмс, как всегда, слишком снисходительны  ко 
мне. 
- Ничуть. Я говорю то, что думаю. 
- Благодарю вас. Присаживайтесь здесь, только снимите чехол с 
кресла. 
-  Надеюсь,  я не слишком грубо нарушил ваше уединение,  мисс 
Лайджест?  – спросил я, усаживаясь напротив нее.  –  Когда  я 
услышал  звуки  музыки,  то уже не  мог  оставаться  в  своей 
комнате, не удовлетворив любопытства. 
-  Вы  мне совсем не помешали, мистер Холмс, - ответила  она, 
расправляя рукава и застегивая манжеты, - вы же знаете, что я 
всегда рада вашему обществу. 
-  А  я не устаю удивляться тому, как много вы умеете. Почему 
вы  не  сказали, что замечательно играете, когда  мы  с  вами 
беседовали о музыке и спорили о вкусах? 
-   Это  было  бы  не  слишком  скромно  с  моей  стороны,  - 
усмехнулась  она,  -  и, кроме того, вы ведь  тогда  тоже  не 
сказали,  что  играете на скрипке, и я вынуждена  была  позже 
разоблачить вас. Помните? 
- Мне этого не забыть. 
   Она рассмеялась: 
-  И теперь вы пришли в полной решимости снова доказывать мне 
превосходство    “Летучего   голландца”    над    “Севильским 
цирюльником”?* 
-  Нет,  мисс Лайджест, вы выставили мои музыкальные вкусы  в 
очень   уж  примитивном  виде.  Я  действительно  предпочитаю 
немецкую  музыку: она располагает к глубоким  размышлениям  и 
помогает  сосредоточиться, когда это необходимо. Но я  отнюдь 
не  собираюсь  переубеждать вас в  том,  что  касается  ваших 
личных пристрастий! 
- В самом деле? Даже если я скажу, что мой любимый композитор 
вовсе не Бетховен? 
-  Даже  в  этом случае… А что в наших спорах я показал  себя 
настолько непримиримым, мисс Лайджест? 
-  Насколько  я  могу  судить, вы действительно  непримиримый 
спорщик, мистер Холмс, - улыбнулась она. 
-  Должно  быть,  мой  азарт иногда берет  верх  над  здравым 
смыслом, и это ваша заслуга, мисс Лайджест. 
- Моя? – шутливо возмутилась она. – Хотите сказать, что это я 
виновата в вашей непримиримости? 
-  Косвенно да. Вам каким-то образом удается вызывать меня на 
споры  даже тогда, когда я вовсе к ним не расположен, и часто 
это касается тех вещей, о которых я вообще никогда и ни с кем 
не спорил! 
-  О  вас я могу сказать то же самое, мистер Холмс! Вы часто, 
сами  того  не подозревая, вызываете во мне азарт, который  я 
ничем не могу объяснить. 
-  Тогда мы квиты. А что это за композитор, мисс Лайджест, на 
которого вы променяли Бетховена? 
- Вивальди. Хотя я не скрипачка, я очень люблю его. 
-   Вивальди   замечателен,  но  я   нахожу   его   чрезмерно 
чувственным. 
-  Чрезмерно? По-моему, он гармоничен и правилен,  как  никто 
другой. 
-  Его захлестывают страсти, и вся эта дрожь в теле дает мало 
проку. 
- А я не думаю ни о чем, когда слушаю его: все мысли занимает 
только наслаждение. 
- Вивальди вызывает ощущения особого рода – эмоции выходят из- 
под  контроля и начинают жить самостоятельной жизнью,  а  мне 
это  не  очень нравится: я предпочитаю, чтобы рассудок всегда 
сохранял свое главенство. 
-  Я это заметила, - сказала мисс Лайджест, одарив меня своим 
спокойным  испытующим  взглядом.  –  Я  тоже  люблю   ясность 
рассудка,  но  знаю также и то, что эмоции порой  оказываются 
достаточно сильными и с ними приходится считаться. 
- С чем же приходится считаться? 
-  Я  не знаю… Возможно, со стремлением к переменам, с жаждой 
новых  ощущений,  свободы, с ненавистью и  любовью,  наконец. 
Знаете,  наши  чувства  иногда  преподносят  нам  сюрпризы  и 
оказываются  очень  неожиданными,  -  ее  синие  глаза  вдруг 
заискрились  то  ли  теплотой,  то  ли  сожалением,   то   ли 
насмешкой. 
-  Да,  я  это  знаю, - согласился я, - чувства бывают  самые 
разнообразные, но это не значит, что я намеренно подавляю их. 
Просто   чаще  всего  в  их  внешнем  выражении   не   бывает 
необходимости. 
-  А  вы уверены, что правильно оцениваете эту необходимость, 
мистер   Холмс?  –  улыбнулась  она.  -  Может  быть,  кто-то 
нуждается в ваших чувствах больше, чем вы думаете? 
-  Ну,  в этом случае он, наверняка,  сообщил бы мне об  этом 
или же нашел другой способ дать это понять. 
-  Это  не  всегда бывает просто, -  заметила она,  продолжая 
улыбаться. 
- Не могу представить, какие здесь могут быть сложности… 
    Мне  вдруг  стало  не  по себе.  А  что  если  она  давно 
догадалась  о моих чувствах и теперь забавляется,  видя,  как 
еще  один  мужчина не устоял перед ней? Что если  она  теперь 
намеренно    дразнит   и   испытывает   меня,   с   привычным 
удовольствием  наблюдает за тем, как  легко  ей  использовать 
полученную надо мною власть? Неужели мои чувства  к  ней  так 
заметны? Неужели из-за них я выгляжу смешным?.. Но, с  другой 
стороны, зачем ей это? С какой стати ей могло прийти в голову 
смеяться  надо  мной?! Она умна, благородна и слишком  цельна 
для  мелких  уловок. Да и веду я себя совершенно естественно, 
ничем  не  выдавая  произошедших  во  мне  перемен…  Пожалуй, 
единственным  объяснением этому могло бы быть  то,  что  она, 
напротив,  не знает, как я отношусь к ней, и пытается  своими 
двусмысленными высказываниями и непрямыми вопросами  выяснить 
это.  Если  так,  то  наше дальнейшее  общение  обещает  быть 
интересным. 
-  Скажите мне, мисс Лайджест, - обратился я к ней, -  почему 
вам пришло в голову вспомнить забытый рояль сегодня и взяться 
именно за Бетховена? 
   Она пожала плечами: 
-  Не  знаю. Вы были заняты, я сделала все дела, какие только 
смогла  придумать  и вдруг решила проверить,  не  пропали  ли 
старые   навыки,  -  она  положила  свои  пальцы  на   черную 
полированную поверхность и критически взглянула на них. – Как 
видно,  не совсем пропали, и еще есть надежда их окончательно 
восстановить.  Ну  а  эта  замечательная  соната…  Я  неплохо 
исполняла  ее, еще когда была совсем юной. Тогда мой  учитель 
постукивал  указкой  по  этим самым пальцам,  если  был  мною 
недоволен.  Так что если уж я решила проверить  память  своих 
рук, было разумным начать с того, что мне когда-то удавалось. 
-  Это  верно и разумно, даже чересчур разумно. По-моему,  вы 
пытаетесь  представить свои мотивы более  рациональными,  чем 
это есть на самом деле. 
-  И  от кого я это слышу! Как же вы в таком случае объясните 
мои мотивы, мистер Холмс? 
-  Я не собираюсь их объяснять, мисс Лайджест, но я возьму на 
себя   смелость   утверждать,  что  вы   были   по-настоящему 
взволнованы,  когда  играли – это чувствовалось  даже  тогда, 
когда  я  еще не мог видеть вас. Вы играли не просто точно  и 
уверенно,  а  вдохновенно и воодушевленно, то  есть  в  вашем 
исполнении было много такого, что нельзя описать и предписать 
нотами и что могло идти только из глубины вашего настроения. 
    Мисс  Лайджест немного склонила голову набок и  задумчиво 
посмотрела на меня: 
-  А  я  и  не предполагала, мистер Холмс, что вы можете  так 
тонко   чувствовать  чужое  настроение  лишь   по   косвенным 
признакам. 
- Косвенные признаки – это мой хлеб. 
- Уверена, что ваш хлеб всегда будет с маслом. 
-  Надеюсь  на это. Так вы признаете, что были взволнованы  и 
поэтому решили выразить свое волнение в музыке? 
-  Просто  пришедшая  в голову мысль о том,  что  неплохо  бы 
вспомнить   старое,  оказалась  кстати.  Меня   действительно 
занимали  кое-какие  сомнения, и такой способ  их  разрешения 
показался мне естественным. 
- И теперь с сомнениями покончено? – улыбнулся я. 
-  Да,  уже покончено, - ответила она с выражением серьезного 
спокойствия. 
    В  этот момент ее лицо было удивительно прекрасным, но не 
unkndm{l, а скорее печальным. Она убрала ноты на край  рояля, 
и   я   заметил   под  ее  треугольным  воротником   красивую 
бархатистую родинку. Необыкновенная ласка проснулась во  мне, 
и  я  едва удержался, чтобы не назвать ее по имени.  Да,  моя 
Элен!  Какие  еще  могут  быть сомнения – я люблю  ее,  люблю 
глубоко  и  страстно желаю нашего сближения. Теперь  я  остро 
ощутил  необходимость  предстоящего  мне  выбора  и  всю  его 
тяжесть. 
- Знаете, мисс Лайджест, - сказал я, - я ведь сделал ошибку в 
своих умозаключениях относительно вас. 
- О чем вы? 
-  Изучая ваши руки и кисти в особенности я пришел к  выводу, 
что  вы  не  всегда  отдаете  ваши  рукописные  работы  Грейс 
Милдред, а часто печатаете их сами. Мне показалось вероятным, 
что  вы  играете на рояле, но за все это время вы ни разу  не 
сказали о том, что хорошо музицируете, а инструмента в доме я 
не видел. 
- Ну, это нельзя назвать ошибкой, мистер Холмс. Действительно 
многое из того, что мне необходимо, я печатаю самостоятельно, 
а мисс Милдред отдаю лишь значительные по объему документы. Я 
печатаю на машинке довольно сносно, и в случае крайней  нужды 
могла бы таким образом зарабатывать на свой хлеб с маслом. 
-  Но все равно играть на рояле вы, наверняка, начали гораздо 
раньше, чем печатать на машинке, и чуть приплюснутыми кончики 
пальцев стали именно поэтому. 
-  Да,  верно.  Но  неужели во время наших  с  вами  бесед  и 
прогулок  вы,  мистер Холмс, занимаетесь  тем,  что  изучаете 
меня? Я полагала, вы захвачены нашими разговорами и не имеете 
ни таких намерений, ни времени для их исполнения. 
-  О,  уверяю  вас,  мисс Лайджест, что я  всегда  с  головой 
погружаюсь  в  наше  с вами общение. Однако  за  время  своей 
работы  я  приобрел  привычку наблюдать за  людьми  и  делать 
выводы о них почти автоматически, не задумываясь. 
-  Мне  трудно  это  представить. Я  думала,  ваши  выводы  – 
результат осознанной работы ума. 
-  По  большей  части  таковыми они  и  являются,  но  иногда 
материал   оказывается  настолько  простым,  что  срабатывает 
внутренний механизм, не требующий специальных усилий. 
- Мне было бы неприятно быть для вас простым материалом! 
-  На  этот  счет  можете  не  беспокоиться:  изучать  вас  – 
сложнейшая  задача,  и я снял бы шляпу перед  тем,  кому  это 
полностью удастся. 
   Уголки ее губ дрогнули в улыбке: 
-  Мне  приятно  это  слышать, мистер Холмс…  Кто  там?  –  в 
коридоре  послышались  приближающиеся  шаги.  -  А,  это  вы, 
Келистон.  Я, признаться, забыла, что просила кофе. Поставьте 
сюда,  вот  так,  спасибо.  Будьте любезны,  принесите  чашку 
мистеру Холмсу. 
    Дворецкий  поклонился  и  направился  к  двери,  но  мисс 
Лайджест остановила его: 
-  И  еще,  Келистон, - она посмотрела на меня своим лучистым 
взглядом.  -  В  остатках нашей старой коллекции  на  чердаке 
имеется скрипка. Помните, ее подарили сэру Джейкобу в придачу 
к какой-то сделке? Так вот, Келистон,  принесите ее сюда. 
- Слушаюсь, мэм, - он еще раз поклонился и вышел. 
- Думаю, вам имеет смысл вооружиться, сэр, - сказала она мне, 
-  вы ведь без моего ведома слушали меня и даже признали, что 
это  было неплохо, так что будет справедливо, если я  попрошу 
вас поиграть мне. 
-  Я  не стану возражать против того, чтобы развлечь вас,  но 
rnk|jn при одном условии! 
- Какое еще условие? 
- Вы сыграете мне еще что-нибудь столь же захватывающее. 
- Это похоже на шантаж. 
-  Не  имею  ничего  против этого слова, но  думаю,  что  мое 
условие  справедливо: я ведь собираюсь предложить вам  самого 
Вивальди в моем исполнении, если, конечно, скрипка в  сносном 
состоянии. 
-  Что  ж поделать, я согласна поиграть вам ради предстоящего 
вознаграждения,   но  не  могу  обещать,  что   поражу   ваше 
воображение.  А  скрипка  когда-то  была  довольно   хорошей. 
Возможно, вам придется лишь немного настроить ее. 
-  Это  будет  нетрудно,  а  вы уже можете  приступать,  мисс 
Лайджест, я только расположусь поудобнее на этом кресле. 
    Она  рассмеялась  и достала из стопки какие-то  ноты.  Ее 
пальцы снова побежали по клавишам, извлекая чудесные звуки. Я 
с  удовольствием  смотрел на нее,  а  потом  закрыл  глаза  и 
откинулся  в  кресле, но даже не видя, как она  играет,  было 
легко  почувствовать  всю  осторожность  и  аккуратность   ее 
движений, ее старание не допустить малейшую фальшь и то,  как 
напряженно  она  смотрит  в ноты. Эта  маленькая  шопеновская 
вещица скоро кончилась. 
-  Нужно  было договориться с вами на время, - сказал  я,  не 
открывая глаз. 
    Послышался ее смешок и новый поток прекрасных звуков. Она 
играла   довольно  долго,  должно  быть,  забыв,  что  просто 
выполняет  свою  часть  уговора или же  решив  доставить  мне 
больше  наслаждения,  видя, какое впечатление  производит  ее 
игра. 
    Келистон  принес  мне  скрипку  в  старинном  футляре  из 
зеленого  бархата, я настроил ее и с удовольствием попробовал 
глубокий проникновенный тембр. 
    Элен сидела передо мной и я мог видеть ее устремленный  в 
пустоту взгляд, затуманенный и отчужденный. Мы погрузились  в 
звуки   тонких   струн,   то  протяжные   и   печальные,   но 
преисполненные неистового веселья. Я чувствовал, как вместе с 
ними  все на свете перестает меня тревожить. Я ощутил сладкую 
негу  и  щемящую  тоску и ясно понял, каковы они  пресловутые 
любовные муки. 
     Однако  это  был  последний  день  для  наших  неспешных 
удовольствий.  Со  следующего дня события  стали  развиваться 
стремительно  и бурно. Впрочем, уже в тот же  вечер  я  узнал 
нечто новое. Письмо от Уотсона гласило: 
     “Дорогой Холмс, не знаю, зачем Вам это понадобилось,  но 
     я  узнал  все,  что  можно. Лорд Джеймс  Кеннет  Гленрой 
     влиятельный и богатый человек, но он больше интересуется 
     искусством,  чем  политикой.  Большой  известностью,   в 
     частности,    пользуется    его    коллекция    немецких 
     средневековых  гравюр. Многократно  поставлял  экспонаты 
     для  Сотби  и  Кристи. Имеет небольшой дом в  Лондоне  и 
     поместье  в  Сассексе. Живет весьма скромно и уединенно. 
     Вдовец,  имеет  дочь  Патрицию от  единственного  брака. 
     Девочке  сейчас  около девяти лет, и он  воспитывает  ее 
     дома. Дж.К. Гленрой пользуется любовью и уважением всех, 
     кто его знает. Благородный и в высшей степени порядочный 
     человек.   Ничего   отрицательного  или   сомнительного. 
     Уверен, остальные Ваши осведомители сообщат то же самое. 
          Когда понадоблюсь, телеграфируйте. 
                                                Дж.Х. Уотсон” 
 
 
                             15 
                               
  Я  возвращался  с прогулки, когда солнце  уже  клонилось  к 
западу.  Войдя  в парк Грегори-Пейдж, я заметил  у  парадного 
входа великолепный экипаж. “Гриффит Флой, - мелькнуло у меня, 
- наконец-то”. 
-  Добрый  вечер,  сэр, - сказал Келистон,  принимая  у  меня 
шляпу. – Как ваша прогулка? 
- Спасибо, хорошо. Кто приехал, Келистон? Сэр Гриффит? 
- Да, сэр, это он. 
- Давно он здесь? 
-  Около  двух  часов, сэр. Мистер Флой, должно быть,  заехал 
сразу с поезда. 
-  Перестаньте шептать, Келистон, я не спрашиваю вас ни о чем 
тайном! Леди Элен сейчас с ним? 
- Да, сэр, они в кабинете миледи беседуют о чем-то. 
- Как она приняла известие о его визите? 
-  Никак, сэр. У меня не было возможности доложить о  приезде 
сэра  Гриффита, как положено: он с порога спросил,  где  леди 
Элен, и сам прошел в ее кабинет, не дожидаясь пока я сообщу. 
    Я  живо  представил себе ощущения Элен, когда  она  вдруг 
обнаружила мистера Флоя за своей спиной. 
- Послушайте, сэр, - продолжал дворецкий, - когда сэр Гриффит 
попросил  чаю, я принес его, и миледи попросила меня  сказать 
вам,  чтобы  вы по возвращении как можно скорее  поднялись  в 
кабинет.  Простите  мне мою смелость, сэр,  но  я  думаю  она 
сильно нервничает. 
-  С чего вы взяли? Леди Элен прекрасно держит себя в руках и 
почти не выказывает эмоций. 
-  Верно,  сэр, но я знаю ее много лет и могу сказать,  когда 
она  действительно обеспокоена: сегодняшней ночью она  вообще 
не спала и трижды готовила себе кофе на кухне. 
-  Спасибо,  Келистон,  я вижу, вы беспокоитесь  за  хозяйку. 
Можете быть свободны сейчас – я поднимусь наверх. 
    Я поднялся на второй этаж и пошел по коридору к кабинету. 
Оттуда  доносился приятный низкий мужской голос, но я не  мог 
разобрать  слов,  потом  послышался какой-то  ответ  Элен.  Я 
остановился футах в пяти от двери. 
-  Вы  поражаете  меня своим непостоянством, Элен,  -  сказал 
приятный мужской голос, - в вашей телеграмме вы дали мне  это 
понять. 
-  По-моему, в моем отношении к вам, мистер Флой, я более чем 
постоянна,  - ответила Элен, - а что касается телеграммы,  то 
она  была совершенно недвусмысленна, и не пытайтесь приписать 
мне то, чего я не говорила! 
- Вы написали, что я вам нужен, и я приехал. 
- Вы нужны следствию, которое ведется по моему делу, а не мне 
лично. 
-  Следствию?  Что-то  я  не  заметил  на  телеграмме  штампа 
Скотланд-Ярда.  Или  полиция теперь подписывается  “Элен  Дж. 
Лайджест”? 
-  Не  валяйте  дурака, мистер Флой.  Вы  же  знаете,  что  я 
пригласила   мистера  Холмса,  чтобы  он   провел   настоящее 
расследование и доказал мою невиновность. 
-  Я  знал, что вы просили его о помощи, но не знал,  что  он 
согласился.  Что  ж, поздравляю, теперь  у  вас  явно  больше 
шансов  выбраться  из этих неприятностей,  моя  дорогая.  Так 
значит  мистер  Холмс  хочет  задать  мне  пару  вопросов   и 
надеется, что мои ответы помогут вашему спасению? 
-  Вы ведь, кажется, говорили, что постараетесь содействовать 
моему освобождению? Поэтому вы и приехали раньше. 
- О, да, моя дорогая, - под ним скрипнул стул, и я понял, что 
мистер  Флой встает с него, - но я приехал раньше  не  только 
для того, чтобы отвечать на вопросы нанятого вами сыщика… 
- Остальное меня не касается. 
-  В самом деле? Не хотите узнать, каковы другие причины, моя 
дорогая?..  Я  чертовски соскучился и приехал раньше,  потому 
что  не  мог  больше ждать. О, я вижу, вы решили поиграть  со 
мной в кошки-мышки! Это будет забавно. 
    Он коротко рассмеялся, а потом снова заговорил что-то, но 
уже тише, и я не мог разобрать, что именно. 
-  Черт  возьми, перестаньте!!! – голос Элен зазвенел.  –  Да 
перестаньте же!!! 
     Веселый   смех   мистера  Флоя   завершил   картину.   Я 
почувствовал,  что  настало время  ненавязчиво  вмешаться.  Я 
сделал несколько размеренных громких шагов и постучал. 
- Войдите, - сказала Элен, и я вошел. 
    Она  стояла  у своего стола, немного более  бледная,  чем 
обычно,  а рядом, опершись на высокое кресло, стоял  человек, 
так давно занимавший мои мысли. 
    Это  был необыкновенно красивый мужчина, но в то же время 
он не принадлежал ни к одному из известных мне типов. Простой 
хорошо сшитый костюм с темным шейным платком сразу производил 
впечатление  шика  и  достатка.  Высокий  рост,  атлетическое 
сложение.  Гриффит Флой был блондином, и серебристые  волосы, 
немного  приподнимающиеся у лба и спадающие на  затылок  чуть 
вьющимися  прядями,  эффектно  оттеняли  его  гармоничное   и 
уравновешенное   лицо.   В  уголках   тонких   губ   читалась 
неумолимость и привычка управлять людьми, а слово  “порочный” 
было  для  них,  пожалуй, самым метким  эпитетом.  В  голубых 
глазах  словно стояла постоянная насмешка над всем,  что  его 
окружало.  Что-то  дьявольское скрывалось в  этих  глазах,  в 
точеном   профиле   с  правильным  носом   и   выразительными 
подвижными бровями. 
-  Добрый  вечер, мисс Лайджест, - сказал я,  -  полагаю,  вы 
представите   мне   вашего   гостя,   хотя   я,   признаться, 
догадываюсь, с кем имею дело. 
   Элен  представила нас друг другу, и мистер Флой, улыбаясь, 
подал   мне  руку.  Из  этого  рукопожатия  я  понял,   какая 
недюжинная сила сокрыта в его теле. 
-  Я кое-что слышал о вас, мистер Холмс, - сказал он, - и это 
были  только  лестные  отзывы. Элен повезло,  что  именно  вы 
согласились помочь ей. 
-  Надеюсь, мисс Лайджест не придется сетовать на эти отзывы, 
- ответил я сдержанно. 
- Я стану содействовать вам, как вы только захотите, если это 
поможет избавить Элен от обвинения. 
- Рад это слышать, мистер Флой. Вы прибыли из Йорка сегодня? 
- Да. Я заехал в Грегори-Пейдж сразу со станции. 
- Странно: сегодня нет экспресса из Йорка. 
- Я воспользовался не специальным поездом до Лондона, а двумя 
перекладными. 
-  Позвольте спросить, зачем вам это понадобилось? Завтрашний 
йоркский доставил бы вас домой с гораздо большим комфортом. 
- Но это было бы завтра. 
- Понимаю. 
   Элен села в одно из кресел вокруг чайного столика и жестом 
пригласила  нас  присоединиться к ней.  Как  и  вышло  по  ее 
очевидному  замыслу, мы с сэром Гриффитом оказались  напротив 
dpsc друга. 
-  Так вы закончили с вашими делами в Йорке, мистер Флой, или 
намерены снова поехать туда? – спросил я. 
-  Нет,  с делами покончено. Я разрешил все вопросы настолько 
быстро,  насколько  это  было возможно,  чтобы  удовлетворить 
просьбу  Элен  и  вернуться раньше. Она  просила  об  этом  в 
телеграмме, вы знаете? 
-  Да,  мисс  Лайджест говорила о таких своих  намерениях,  - 
ответил я уклончиво. 
-  Я  не мог отказать ей в поддержке, тем более, что,  как  я 
понял, мое возвращение было нужно и вам тоже, мистер Холмс. 
- Да, мне действительно требуется кое-что у вас выяснить. 
- А что, полиции тоже что-то от меня нужно? 
- Насколько я знаю, нет. Почему вы спрашиваете? 
-  Ну,  я  не  знаю,  насколько ваши действия  согласованы  с 
полицией. 
-  Совершенно не согласованы. Я действую независимо и  думаю, 
что именно этим могу быть полезен для мисс Лайджест. 
- То есть вы не можете никого заставить рассказывать вам что- 
либо,   но   и   более  свободны  в  том,  как  распорядиться 
получаемыми сведениями. 
- Совершенно верно, - улыбнулся я. 
-   В   любом   случае   я  повторяю,  что   готов   помогать 
расследованию, но надеюсь, что и полиция не стоит на месте. 
- Наши с инспектором Лестрейдом действия можно назвать скорее 
взаимодополняющими, нежели соревновательными. 
-  Печально, что Скотланд-Ярд нуждается во внешней помощи и в 
чьем бы то ни было дополнении. 
- Полностью с вами согласен, но такова реальность. 
- Что же вам удалось выяснить, мистер Холмс? 
-  Прежде всего то, что полицейская версия убийства далеко не 
совершенна. Однако раскрывать добытые сведения до подходящего 
срока не в моих правилах, мистер Флой. 
-  О,  должно быть,  тайны вашей кухни достойны  того,  чтобы 
держать их в секрете! – усмехнулся он. 
-  Я  лишь  хочу воспользоваться правом использовать  добытую 
информацию по своему усмотрению, - улыбнулся я. 
-  Наверное,  это  имеет  смысл, -  он  кивнул  и  извлек  из 
внутреннего  кармана  портсигар. –  Хотите  сигарету,  мистер 
Холмс? Нет? Предпочитаете трубку? Что ж, надеюсь, вам,  Элен, 
не помешает табачный дым? 
     Она  не  ответила  и  поднялась,  жестом  позволяя   нам 
оставаться сидеть: 
-   С  вашего  позволения,  я  покину  вас,  джентльмены,   и 
распоряжусь, чтобы вам не мешали. Думаю, без меня вы  сможете 
обсудить что угодно, не боясь задеть мои чувства. 
    Я  кивнул,  и Элен удалилась, а Гриффит Флой проводил  ее 
долгим и оценивающим взглядом. 
-  Разве  этот  образец проницательности, такта  и  понимания 
может  не  вызывать  восхищение? – улыбнулся  он,  раскуривая 
сигарету.  – Теперь вы действительно можете задать мне  любые 
вопросы, мистер Холмс. 
-  Тогда  начнем  с  главного.  Вы,  мистер  Флой,  последний 
человек,  видевший  сэра Джейкоба живым. Расскажите,  как  он 
умер. 
- Вы  расспрашивали Келистона? 
- Да. 
-  Тогда  я  немного могу добавить. Я приехал в Грегори-Пейдж 
утром… 
- Когда именно? 
- Приблизительно в четверть десятого. 
- Вы знали, что мисс Лайджест не было дома? 
-  Нет,  я  приехал  именно попрощаться  с  ней  перед  своим 
отъездом  в  Йорк  и  не знал, что она  уехала  в  Лондон.  В 
предыдущие  дни мы виделись мало, и ни она, ни ее  отчим,  ни 
кто-либо   другой  не  говорили  мне,  что  Элен   собирается 
обратиться к вам за помощью. Обычно она выходит из дому  лишь 
после  полудня, и поэтому сообщение Келистона о том,  что  ее 
нет, показалось мне сущей чушью. Я, признаться, подумал,  что 
дворецкий попросту выполняет указание Элен, которое она дала, 
чтобы  ее  не тревожили. Я также допускал мысль, что  она  не 
хочет  видеть  именно  меня, потому  что…  Ну,  вы,  конечно, 
понимаете,  что  после трагической гибели  моего  несчастного 
отца наши с ней отношений несколько осложнились. 
-  Что  произошло после вашего разговора с Келистоном, мистер 
Флой? 
-  Когда  мы  с  ним  беседовали,  а  разговор  наш,  так  уж 
получилось, протекал весьма неровно, Лайджест вышел из своего 
кабинета и приказал Келистону меня пропустить. Он сказал, что 
Элен  действительно  нет  дома,  и  предложил  пройти  в  его 
комнату… 
-  Насколько  я  знаю, ваши отношения с  сэром  Джейкобом  не 
отличались особой теплотой. 
-  Действительно не отличались, - усмехнулся он, - но  в  тот 
день Лайджест захотел поговорить со мной и был вежлив, хотя и 
не лез с объятиями. 
-  Что  вы  предположили  относительно предмета  предстоящего 
разговора? 
-  Абсолютно ничего. Лайджест сам внес ясность, когда  закрыл 
за  собой дверь кабинета. Как выяснилось, он занимался своими 
земельными делами, пока вынужденно пребывал дома из-за  своих 
приступов,  и  ему  было необходимо мое согласие  на  сделку. 
Видите  ли,  мистер Холмс, до смерти моего отца мы  совместно 
владели  всей  собственностью нашей семьи, и,  хотя  основная 
доля   имущества,   а   следовательно,   и   основной   голос 
принадлежали отцу, на большинство сделок все же требовалось и 
мое  согласие. В течение последних двух лет мой отец и  отчим 
Элен  занимались  куплей-продажей  недвижимости  и  земельных 
наделов.  Они  в  конце  концов сумели добиться  значительных 
выгод от этой совместной деятельности и существенно преуспели 
в  арендных  делах. Теперь речь шла об очередном  арендаторе, 
которого Лайджесту не терпелось заполучить. 
- Он думал о делах, когда его падчерица была под арестом? 
- Он всегда думал о делах. По-своему он, конечно, любил Элен, 
но при этом оставался странным человеком. 
- В чем, например, он был странен? 
-  Хотя  бы  в  том,  как внезапно у него возникали  приступы 
отцовской   любви   к   своей  падчерице.   Иногда   они   не 
разговаривали   целыми  сутками  и  встречались   только   за 
обеденным столом, а иногда заботам мистера Лайджеста об  Элен 
не  было  предела,  он называл ее дочерью  и  говорил,  между 
прочим, что она никогда не выйдет замуж против его воли. 
- Он имел в виду вас? 
- Да, меня. 
- И говорил это вам в лицо? 
-  Не  только мне, но и моему покойному отцу. Мистер Лайджест 
вообще  говорил много такого, что никогда не сошло бы  ему  с 
рук,  не  будь  он  стариком.  Впрочем,  я  понимал  его:  он 
чувствовал  исходящую  от меня угрозу, чувствовал,  что  Элен 
недолго  осталось жить под его крышей – наши с ней отношения, 
unr|  всегда  и  были  сложными,  но  отличались  тем  особым 
качеством,  которое  с  самого начала позволяет  предполагать 
законное воссоединение рук и сердец. 
- А как она сама относилась к отчиму? 
-  Уважительно и достаточно тепло… Кстати - вы ведь тогда уже 
появились здесь, мистер Холмс - как она перенесла его смерть? 
- Она приняла ее достойно и сдержанно. Должно быть, пережитые 
потрясения закалили ее и сделали тверже. 
- Она всегда была такой, - заметил он, чуть улыбнувшись. 
-  Мистер  Флой,  - сказал я, когда его взгляд  снова  принял 
земное выражение, - позвольте задать вам более личный вопрос. 
После  того,  как мисс Лайджест было предъявлено обвинение  в 
убийстве вашего отца, вы более чем ясно дали всем понять, что 
порываете  с нею какие бы то ни было отношения. Что заставило 
вас  изменить  решение и даже принимать участие в  оправдании 
мисс Лайджест? 
    Гриффит  Флой внимательно посмотрел на меня  и  задумчиво 
затушил окурок о край пепельницы: 
-  Я  люблю  ее, - сказал он, - и люблю гораздо сильнее,  чем 
думал  раньше. Когда я увидел ее в тот вечер в  парке,  когда 
понял, что навсегда потерял отца, я был разбит и потерян.  Во 
мне  кипели боль и злость, мне нужен был виновный, и я совсем 
потерял голову. Когда я немного успокоился, когда узнал,  что 
Элен отрицает свою вину, я стал мыслить более здраво. 
-  Вы  успокоились  ценою памяти об отце? Или  вы  больше  не 
думаете, что это мисс Лайджест убила сэра Чарльза? 
-  Я  не  знаю, кто убил моего несчастного отца,  но  я  хочу 
верить,  что  это была не Элен, - ответил он  невозмутимо.  – 
Своими глазами я не видел, что она убила его, и у полиции нет 
стопроцентных  свидетелей,  поэтому  моя  вера  в   Элен   не 
результат  выбора  между нею и отцом,  не  предательство  его 
памяти,  а скорее доказательство любви к ним обоим. Я  всегда 
хотел  жениться  на  Элен, и потому если  ее  вина  не  будет 
доказана в суде, для меня она останется невиновной, и я смогу 
забыть обо всем. 
-  Почему бы вам в таком случае не изложить свои изменившиеся 
взгляды  в  полиции? Возможно, это помогло бы мисс  Лайджест, 
ведь инспектор Лестрейд считает вас ее заклятым врагом. 
-  Наверное, я так и сделаю в ближайшее время. Думаю, и  Элен 
это будет приятно. 
- Я вижу, она вам действительно небезразлична. 
- Вы говорите так, как будто я должен был вам это доказывать, 
-  насмешливо  заметил он, глядя на меня из-под полуопущенных 
век.  –  Я так долго убеждал саму Элен в своей любви, что  не 
хочу  теперь повторять это для кого-то другого. Даже для вас, 
мистер Холмс. 
- Мне это и не нужно: достаточно того, что я вижу. 
    Он  кивнул с таким видом, словно и в самом деле  все  его 
действия  по  отношению  к  Элен  были  ежеминутным  образцом 
нежности и обожания. Я слушал его и не мог понять, неужели он 
так  верит  в  то,  во  что  хочет  верить,  или  же  держать 
окружающих за идиотов стало его постоянной привычкой.  Сейчас 
он, наверное, все же уловил смысл повисшей в воздухе паузы  и 
снова заговорил: 
-  Вы,  должно быть, много говорили с Элен обо мне, -  сказал 
он,  -  и,  возможно, сомневаетесь в том, что мое чувство  не 
осталось  без взаимности. Если хотите, можете так думать,  но 
при  этом вам стоит учесть, что вы плохо знаете Элен,  а  это 
может  стать  причиной ошибочных выводов  по  тому,  что  она 
говорит, относительно того, что она делает на самом  деле…  - 
ecn  голубые глаза победоносно заблестели, но я почему-то  не 
почувствовал себя уязвленным – что-то говорило  мне,  что  за 
прошедшие  недели я узнал Элен намного лучше, чем он  за  все 
три года их знакомства. 
-  Мисс Лайджест действительно не слишком распространялась  о 
своих  чувствах  к  вам,  мистер  Флой,  -  сказал  я.  –  Вы 
предлагаете приписать это ее лицемерию? 
-  Лицемерию?  Нет. Просто она слишком ценит свою  свободу  и 
независимость, слишком пестует свою гордость, но мне известно 
и  то,  что за всем этим скрывается… - он снова посмотрел  на 
меня своими светлыми глазами. 
-  Мы немного отвлеклись, мистер Флой. Расскажите о том,  как 
именно умер сэр Джейкоб. 
   Он устремил взгляд в пространство перед собой: 
- Мы с ним довольно долго беседовали, хотя говорил в основном 
он  –  убеждал меня в выгодности того, что собирался сделать. 
Потом  он  вдруг замолчал, а когда я посмотрел на него  после 
затянувшейся паузы, то увидел, что его лицо стало пунцовым. Я 
спросил,  что с ним, но он только что-то прохрипел  и  быстро 
осел  на  пол.  Я  сидел достаточно далеко  и  не  успел  его 
подхватить,  но  слава  богу, Лайджест,  падая,  не  ударился 
головой. 
- И вы сразу же позвали на помощь? 
- Ну, разумеется. 
-  Так  значит, в вашем разговоре не было ничего такого,  что 
могло бы взволновать его до приступа? 
-  Решительно ничего. Эта последняя беседа была одна из самых 
мирных  за  прошедшие годы. Но вообще-то, по-моему,  Лайджест 
был слишком слаб, чтобы ссориться, и слишком заинтересован  в 
сделке, чтобы намеренно грубить мне. 
- Над чем же вы смеялись, когда говорили с ним? 
   Его тонкие брови театрально взметнулись вверх: 
- Старина Келистон! – улыбнулся он. – Я всегда считал, что он 
слишком  рьяно исполняет свои обязанности… Я смеялся,  потому 
что мне было смешно. Это противозаконно? 
- Отнюдь. Но что именно вас рассмешило? 
- То, как Лайджест изложил мне предложения арендаторов. 
- Возможно, ваш смех показался ему оскорбительным? 
- Нет, он сам улыбнулся в ответ, и это было в середине нашего 
разговора,  если уж вы пытаетесь усмотреть тут  связь  с  его 
смертью. 
-  Не  стоит  пытаться угадывать мои мысли,  мистер  Флой,  - 
улыбнулся я, - я просто задаю вам вопросы. Вы пытались спасти 
сэра Джейкоба? 
- Да, конечно. Когда я позвал на помощь, прибежал Келистон, и 
мы  вместе  оказывали помощь Лайджесту по мере сил.  Келистон 
тут  же крикнул подоспевшей горничной, чтобы она отправлялась 
за врачом. 
- Когда вы покинули Грегори-Пейдж? 
-  Как только доктор Рэй расспросил меня обо всем и заключил, 
что Лайджесту уже не помочь. 
- Вы не стали дожидаться, когда вернется мисс Лайджест, чтобы 
самому сообщить ей печальную новость? 
-   Нет.  Я  решил,  что  желающих  все  рассказать   и   так 
предостаточно.  Кроме того, я собирался в Йорк,  да  и  Элен, 
учитывая последние события, вряд ли стала бы рыдать  на  моем 
плече, даже если бы я ее дождался. Я ведь в тот день в первый 
раз собирался сказать ей, что не считаю ее убийцей. 
-  Вы  могли  бы  оставить ей записку с  соболезнованиями,  - 
заметил я. 
-  Я подумал об этом, но потом решил, что без моих объяснений 
это имеет не много смысла. Она ведь думала, что я предубежден 
против нее. 
- Понимаю. 
    Я  проследил  за  тем, как он достал из портсигара  новую 
сигарету и небрежно закурил. 
-  Давайте  теперь  перейдем к тому,  что связано со  смертью 
вашего  отца,  - сказал я. – Расскажите мне, мистер  Флой,  о 
том  роковом  дне,  когда его не стало.  Что  он  делал,  что 
говорил? Как вел себя? Что делали вы сами? Если помните,  это 
было десятое августа. 
    Гриффит  Флой  взглянул на меня, нахмурившись  то  ли  от 
неприятных  воспоминаний, то ли от  клубов  сигаретного  дыма 
вокруг. 
-  Да, я помню, - сказал он, - в тот день отец все время  был 
дома  и  занимался обычными делами: давал Уиксботу  (это  наш 
дворецкий)  указания  относительно  покупок,  отчитывал  нашу 
новую  горничную за какую-то оплошность, сидел с  газетой  на 
террасе.  После  второго  завтрака  мы  с  ним  работали  над 
документами в его кабинете и беседовали. 
- Полагаю, это имело отношение к пресловутой арендной сделке? 
- Совершенно верно. 
- Но и не только к ней? 
    Его  красивое лицо приняло вопросительное и настороженное 
выражение: 
- Почему вы так думаете? 
-  Мне  кажется в высшей степени логичным, что  ваш  покойный 
отец  мог обсуждать с вами возможные пути примирения с  сэром 
Джейкобом. 
    Он выдохнул дым и помахал свободной рукой, разгоняя его в 
стороны: 
- Что ж, вы правы, мистер Холмс, но я не заговорил бы об этом 
сам,  если  бы вы не спросили, потому что… потому  что  мы  с 
отцом поссорились. 
-  Вы  не хотели раскрывать предмет ссоры или боялись навлечь 
на себя подозрения? 
- Не то и не другое. Вряд ли наша ссора может быть основанием 
для подозрений, да и предмет ее теперь кажется просто глупым, 
но  мне не хотелось признаваться кому-либо, что мы расстались 
с  отцом  навсегда, будучи рассерженными друг на  друга.  Это 
легло  тяжким  бременем на мою совесть, и  мне  не  хотелось, 
чтобы кто-то это обсуждал за моей спиной. 
-  Могу повторить вам, что не стану без крайней необходимости 
распространять  рассказанное вами. Думаю, это неплохая  плата 
за откровенность и возможность помочь мисс Лайджест. 
-  Если  вы считаете, что это может ей помочь, я, разумеется, 
расскажу.  Накануне того злосчастного дня, когда погиб  отец, 
действительно  вышла ссора между мною и  Лайджестом.  Отец  и 
Элен  тоже  оказались  ввязанным в  нее,  потому  что  начали 
пытаться  нас  примирить.  Впрочем,  Элен  рассказала  вам  о 
подробностях,  и я не буду на них останавливаться…  Отец  был 
зол  на меня, но заговорил об этом только после вечернего чая 
на следующий день. Он говорил, что нужно найти способ уладить 
стычку,  и  предлагал  мне поехать в  Грегори-Пейдж  и  лично 
извиниться   перед  Лайджестом.  Я,  естественно,   отказался 
наотрез,  потому что не чувствовал себя виноватым,  и  сказал 
отцу,  что правильнее будет ждать шагов примирения со стороны 
Лайджеста, тем более, что они наверняка последовали бы,  ведь 
он  был  столь же отходчив, сколько и вспыльчив. Отец отчитал 
меня за грубость, невоспитанность и неуважение к старшим, как 
l`k|whj`. Я больше ничего не сказал ему и молча ушел. 
- Куда? 
-  Сначала выпить пива в “Серебряном быке”, а потом  к  своим 
приятелям, к которым давно были дела. 
    Я  решил  временно  оставить этот  уклончивый  ответ  без 
внимания. 
    Он протянул руку за графином, налил себе виски и разбавил 
его содовой из сифона. 
-  По-моему, час для виски уже пробил, - сказал он, посмотрев 
на часы и улыбнувшись. Наверное, он решил, что уже усыпил мою 
бдительность своим рассказом. 
-  Так,  значит,  вы  вернулись в Голдентрил   только   после 
десяти вечера? – спросил я. 
-  Да.  Я  решил, что мы с отцом оба уже достаточно остыли  и 
смогли  бы  поговорить спокойно если не в тот  же  вечер,  то 
назавтра.  Однако  у  самых  центральных  ворот  я   встретил 
полицейскую  процессию  и узнал ужасную  новость…  Теперь  вы 
понимаете, почему мне не хотелось говорить о ссоре с отцом? 
-  Понимаю. Выходит вы не знали о том, что после вашего ухода 
сэр Чарльз отправил в Грегори-Пейдж записку с приглашением на 
ужин для мистера Лайджеста? 
-   На  ужин?..  По-моему,  речь  шла  просто  о  предложении 
встретиться. 
- Вы что-то знали о записке, мистер Флой? Ответьте на вопрос. 
- Нет, я ничего не знал, пока полиция мне не сказала. 
- Тогда откуда вы знаете, что в ней было? 
-   Об   этом   потом  спрашивали  Лайджеста,  -  его   глаза 
пронзительно  блеснули от внезапного осознания опасности,  но 
он сохранил невозмутимость. 
-  Насколько  я знаю, мистер Лайджест просто подтвердил,  что 
получил записку от сэра Чарльза, что в ней было приглашение и 
что  сам  он  отправил  письменный  отказ  с  мисс  Лайджест. 
Полиция,  как  вы  знаете, не успела взять у  него  детальные 
показания из-за его вопиющего нездоровья. 
-  Но  согласитесь,  то,  что мой отец  не  собирался  с  ним 
ужинать,  достаточно  логично  –  в  доме  не  было   никаких 
особенных  приготовлений,  да и вряд  ли  в  этом  случае  он 
назначил бы встречу в беседке. 
-  Да,  наверное,  вы правы. С моей стороны это  было  просто 
предположение. 
-  Предположение? У меня сложилось чувство, что вы  постоянно 
проверяете меня, мистер Холмс, - улыбнулся он, но  его  глаза 
не утратили своего угрожающего выражения. 
- Мне жаль, если вам так показалось, - улыбнулся я в ответ, - 
я  лишь собираю факты и, как вы, должно быть, заметили, никак 
не комментирую их. 
- Что еще вас интересует? 
- Скажите, где именно вы были в момент смерти вашего отца? 
    Он  бросил  окурок в пепельницу, сложил ногу  на  ногу  и 
пристально посмотрел мне в глаза. 
-  Я  был  у своей знакомой, - ответил он лаконично,  но  без 
малейшей  тени  смущения,  неудобства  или  раздражения.  Его 
манеры  и  в  самом  деле представляли собой  странную  смесь 
аристократизма и развязности. 
-  Когда  вы говорили о своих приятелях, вы имели в виду  эту 
знакомую? 
- Да. 
- Почему вы сразу о ней не сказали? 
- Не хотел вовлекать в дело еще одну женщину. 
- Теперь вам придется назвать ее имя. 
- Ее зовут Сьюзен. Сьюзен Симпсон. 
- Мисс Симпсон, я полагаю? 
- Ну, разумеется, - улыбнулся он. 
- Кто она такая? 
-  Она работала официанткой в трактире при местной гостинице, 
а сейчас зарабатывает шитьем. 
- Где она живет? 
- В Гербертс-Хаус, это за основной дорогой. 
- Направо от Голдентрила? 
-  Да. Она снимает комнату у миссис Уолтер. Эта миссис Уолтер 
очень  стара и давно выжила из ума, а Сьюзен помогает  ей  по 
дому, так что выходит, что весь домик в ее распоряжении. 
- Это имение небольшое? 
- Да, совсем маленькое. 
-  С  низким чугунным забором и давно не крашеной  крышей?  – 
уточнил  я, вспоминая немощную и больную женщину,  с  которой 
говорил в самом начале расследования. 
- Совершенно верно, - он снова улыбнулся, и я понял, что он с 
удовольствием  ждет  моего вопроса об их  отношениях  с  мисс 
Симпсон. 
- Каковы отношения между вами и мисс Симпсон, мистер Флой? 
-  Вы полагаете, ответ на этот вопрос как-то поможет Элен?  – 
он все также приятно улыбался. 
- Это зависит от того, каким он будет. 
- Хорошо, я отвечу. Я давно знаю Сьюзен. Я познакомился с ней 
чуть  позже, чем с Элен. Сьюзен замечательная девушка, и  она 
сразу  понравилась мне. Одно время у нас был легкий  роман  – 
Элен  тогда отдалилась от меня… Но, вы понимаете, мы  слишком 
отличаемся  друг  от друга, и эти отношения  не  могли  иметь 
продолжения. Сейчас нас связывает давняя дружба, потому что я 
люблю  Элен.  Иногда я навещаю Сьюзен в Гербертс-Хаус,  и  мы 
разговариваем. Иногда я помогаю ей деньгами. 
- А у Сьюзен есть жених или постоянный поклонник? 
- Нет. 
- Почему? 
- Этого я не знаю. Вообще-то, она довольно привлекательна. 
- Ваш отец знал о ней и о вашей дружбе? 
- Да, знал, но он понимал все это слишком поверхностно. 
- Что это значит? 
   Он пожал плечами: 
-  Он  не  понимал, что между мужчиной и женщиной могут  быть 
какие-либо другие отношения, кроме любовных. 
- Как долго вы пробыли у Сьюзен в тот день? 
-  Около полутора часов. Я пришел к ней раньше девяти, а ушел 
после десяти вечера. 
- Вы рассказали ей о ссоре с отцом? 
-  Только  в самых общих чертах. Я же сказал, что  не  хотел, 
чтобы об этом кто-нибудь знал. Мы поговорили о ее делах,  так 
как долго не виделись, и я рассказал о своей поездке. 
- О какой поездке? – удивился я. 
    Гриффит Флой посмотрел на меня с не меньшим удивлением, и 
я понял, что он не говорил об этом раньше, думая, что мне уже 
что-то известно. На этот раз его лицо хоть и на долю секунды, 
но слишком явно отразило досаду. 
-  Утром  девятого  августа я вернулся из  поездки  на  север 
Британии. Я занимался нашими семейными делами. 
- И в этот же день вы поехали в Грегори-Пейдж? 
-  Да, я приехал, а дворецкий сообщил, что отец уехал туда  с 
визитом.  Я решил тоже поехать, тем более, что безумно  хотел 
увидеть Элен после долгой разлуки. 
- И там вышла ссора? 
- Да. 
-  Что ж, похоже, это все, что я хотел у вас выяснить, мистер 
Флой. 
-  Рад,  если чем-то помог, - он снова улыбнулся, но  к  этой 
улыбке теперь прибавилось какое-то дьявольское выражение  его 
голубых  глаз,  словно он изучил того, с  кем  имел  дело,  и 
решил,  что его стоит брать во внимание. Я почему-то подумал, 
что его внимание не самое ценное приобретение. 
   Когда мы вместе спустились в холл, там оказалась Элен. Она 
пила  кофе  с  печеньем,  сидя на  диване.  Увидев  нас,  она 
отставила чашку и встала. 
-  Вы уже уходите, мистер Флой? - спросила она, саркастически 
изображая сожаление. 
- Да, ухожу, моя дорогая, - ответил он,  словно не замечая ее 
тона,  -  не  могу же я бесконечно пользоваться теплом  этого 
дома. 
    Элен  кивнула  в  знак прощания и  махнула  рукой  в  его 
сторону,  не сумев скрыть пренебрежения, но Гриффит Флой  тут 
же удержал ее за локоть: 
-  Но  ведь я могу получить прощание столь же теплое,  как  и 
прием? 
-  Вам  лучше уйти, мистер Флой! – проговорила Элен,  пытаясь 
освободиться и с видимым усилием сдерживая свой гнев. 
- Да, вы правы, моя дорогая. Мне действительно пора ехать. 
  Она замерла, глядя в его светлые глаза, а он снял крошку от 
печенья  с ее рта, взял ее губами со своего пальца,  еще  раз 
улыбнулся, надел шляпу и вышел. 
 
 
                             16 
                               
  Я  быстро  вошел  в  свою  комнату  и  стал  искать  шляпу. 
Неожиданно  я обнаружил, что оставил в гостиной свою  трубку. 
Эта  привычка  оставлять  ее  там,  где  я  закончил  курить, 
проявлялась и вне домашней обстановки. 
     Я  прошел  коридор  и снова оказался в комнате,  которую 
оставил  лишь  пять  минут назад. Оконная рама  была  поднята 
доверху, но сигаретный дым продолжал стоять в воздухе плотным 
туманом.   В   мои  планы  не  входило  здесь   на   чем-либо 
задерживаться, но, увидев Элен, я застыл на месте. 
     Она  сидела  спиной ко мне у чайного стола, опершись  на 
него  локтями и закрыв ладонями лицо. На несколько  секунд  я 
подумал, что она плачет, но потом понял, что это не так. Она, 
как  всегда, не плакала, но ее мучения, о которых мне  ничего 
не было известно, искали выхода. В ее неподвижной фигуре была 
такая   скорбная  надломленность,  какую  едва   кто-то   мог 
представить,  такая  безысходность,  которая  заставила   мое 
сердце   сжаться   от  сострадания  и  тоски.   Ее   сильная, 
несгибаемая натура, способная идти через все и все принимать, 
готовая  приносить жертвы и, если нужно, проламывать  дорогу, 
теперь вдруг обнаружила свою внутреннюю хрупкость, как  будто 
в  блестящем, неуязвимом камне из самого центра потекла сетка 
еле  заметных,  но вполне реальных трещин. Как  остро  я  мог 
чувствовать  этот  островок боли внутри  нее!  Как  хорошо  я 
теперь  видел  его  разрушающую  мощь!  Ее  несчастье,  столь 
далекое  для  меня, было в то же время удивительно  близко  – 
словно,  увидев эти сжавшиеся плечи, я взял на себя  один  из 
его жгучих потоков. 
-  Я  уже  открыла окно, Келистон, - сказала Элен, не отнимая 
psj от лица. – Принесите кофе и побыстрее… 
     Может  быть,  потому что я никогда не был  по-настоящему 
нежен  и  мягок  с  ней, я теперь вдруг  почувствовал  жгучий 
прилив горечи и ласки. Эти смешавшиеся чувства не давали  мне 
сделать  вдоха, и мне стало до боли обидно, что я не в  силах 
хоть как-то помочь женщине, которую люблю. Я подошел к ней  и 
осторожно положил руки на ее плечи. 
     Элен чуть вздрогнула, отняла ладони от лица и посмотрела 
на одну из моих рук. 
-  О,  это  вы!  –  выдохнула она. – Боже мой!  Как  вы  меня 
напугали! 
- Простите, ради бога. Я не хотел этого. 
    Она  положила  свою  ладонь на мою  руку.  Я  ощутил  всю 
нежность  этого  прикосновения, и через секунду  наши  пальцы 
переплелись.  Еще  через  миг я  опомнился  и  превратил  эту 
слабость в успокоительное рукопожатие. 
    Я  сел  напротив Элен, подвинув стул поближе к  ней.  Она 
подняла  глаза. Они были ясными и совершенно сухими. Я  снова 
подумал  о том, что могло бы заставить ее плакать, не скрывая 
слез,  что  могло  бы вызвать в ней не гнев  или  улыбку,  не 
злость  или  смех,  а именно слезы? Если ни  смерть  близкого 
человека, ни чудовищное обвинение, ни людская молва, ни  груз 
невыносимой тайны не способны на это, то что другое могло  бы 
лишить Элен ее привычной силы и стойкости? 
-  Мисс Лайджест, - начал я и заметил, как в глубине ее синих 
глаз   что-то  дрогнуло  от  этих  слов,  возможно,   от   их 
официальности, - вы можете выслушать меня или мне уйти? 
   Она кивнула, очевидно, выбрав первое. 
-  Хорошо.  Мисс Лайджест, когда я лишь догадываюсь  о  ваших 
страданиях,  я  не  могу  заговаривать  об  этом  без  вашего 
согласия.  Но  когда я застаю вас в таком состоянии,  которое 
красноречиво  говорит  о  силе  ваших  мучений,  я  не   могу 
притворяться, что ничего не вижу! Вы понимаете? 
   Она снова кивнула. 
-   Теперь,   когда  Гриффит  Флой  вернулся,   дела   пойдут 
значительно  быстрее, и мы должны быть готовы  действовать  в 
любую минуту. Результат дела зависит и от вас, мисс Лайджест, 
от вашего состояния и готовности бороться за свою свободу. 
- Да, я понимаю, мистер Холмс… Я все понимаю! 
-  Если вы не готовы рассказать мне о том, что на самом  деле 
происходит  с  вами, я не буду настаивать, но я должен  иметь 
возможность убеждаться, что вы в состоянии помогать мне. 
-  Я по-прежнему готова делать все, что вы скажете. Ничего не 
изменилось! 
- Не изменилось? И поэтому вы сидели тут, закрыв лицо руками? 
Вы  не  находите,  что  у  вас не слишком  получается  что-то 
скрывать от меня? 
-  Что  ж,  возможно, вы правы. Дело в том, что  я…  я  вдруг 
почувствовала всю тяжесть своего положения. 
-  Другими словами, вы вновь встретились с мистером  Флоем  и 
засомневались, можно ли его одолеть? 
-  Нет…  Не  совсем. То есть я не сомневаюсь  в  вас,  мистер 
Холмс,   но   я   почувствовала  свою  слабость   перед   его 
сокрушительным  напором, перед его  наглостью  и  силой!  Все 
казалось гораздо проще, пока он снова не появился в этом доме 
собственной  персоной! Вы можете верить,  что  я  не  убивала 
своего  отчима  и  несчастного  сэра  Чарльза,  но  вся  сеть 
доказательств в руках Гриффита Флоя. 
-  Глупости!  В этой сети много дыр – вы видели его  ботинки, 
видели  сигареты,  которые  он  курит?  Вы  слышали,  что  он 
cnbnphr?  Все это дает лишние козыри не ему, а нам. И,  кроме 
того,  я  не просто верю – я знаю, что вы никого не  убивали! 
Гриффит Флой достаточно умен, но и он, как всякий преступник, 
совершил  несколько  оплошностей.  Нам  нужно  теперь  совсем 
немного  времени, чтобы, ухватившись покрепче  за  эти  нити, 
распустить его пресловутую сеть. 
   Она вздохнула и усмехнулась самой себе: 
-  Знаете,  наверное,  дело даже не в  доказательствах…  Пора 
признаться  самой  себе,  что мне просто  страшно.  Когда  он 
сегодня ввалился сюда без всякого предупреждения, когда вдруг 
оказался   за  спиной  и  прикоснулся  ко  мне,   я   ощутила 
неописуемый ужас. Я поняла, что вся моя хваленая  смелость  и 
невозмутимость – чистой воды миф. 
-  Ну,  эти качества не проверяются тем, вскрикиваете ли  вы, 
если  кто-то подкрадывается сзади и обнаруживает себя  грубым 
прикосновением. 
- А я и не вскрикнула… 
- Вот видите!.. 
-  …  я  похолодела с ног до головы! И этот холод до сих  пор 
сидит где-то в глубине тела. 
-  Что  же  может  избавить вас от него? Арест  мистера  Флоя 
успокоит вас? 
    Она  ожидала  чего-то  другого и на  секунду  опешила  от 
заданного вопроса. 
-  Ну,  разумеется, - ее ответ прозвучал уверенно,  но  более 
явную ложь трудно было себе представить. 
    Элен немного нахмурилась и взглянула на меня испытующе  и 
подозрительно: 
- А почему вы так спросили об этом? 
-  Как именно? По-моему, вы уже молчаливо согласились с  тем, 
что что-то от меня скрываете. 
  Она  откинулась  на  стуле и печально посмотрела  на  меня. 
Откровенность, еще минуту назад бывшая в ее глазах, бесследно 
исчезла. 
-  Вы  снова  хотите спросить, не знаю ли я, что  именно  мой 
отчим собирался рассказать полиции? Я ведь уже говорила,  что 
не знаю. Вы мне не верите? 
-  Мне очень хочется верить, мисс Лайджест, но интуиция тянет 
в другую сторону, а она редко меня подводит. 
- Что ж, жаль, если я противоречу вашему опыту… 
    “Еще  как  противоречишь!” – подумал  я,  восхищаясь  тем 
маневром, который она применила, чтобы окончить разговор: то, 
что  она  поняла истинный смысл моего вопроса, было ясно  как 
день,  но  она  повернула его другой стороной – заговорила  о 
том,  о  чем  я  спрашивал ее раньше, и ни ее  возмущенный  и 
подозрительный взгляд, ни легкое замешательство в ответе  уже 
не  выглядели как нечто неестественное. В итоге  и  последнее 
слово   осталось  за  ней.  Однако  для   меня  теперь   было 
совершенно  ясно  и  то, что она отлично  знает  причины,  по 
которым  Гриффит Флой  убил ее отчима, и то, что окончательно 
она  успокоится лишь со смертью Гриффита Флоя, когда их тайна 
уйдет с ним в могилу. 
   Однако меня стало злить, что она так легко и быстро меняла 
свое ко мне отношение в зависимости от того, насколько лоялен 
я  был  к  ее  тайнам  в каждую конкретную  минуту.  Когда  я 
проявлял  бескорыстную заботу, когда не пытался цепляться  за 
случайные  фразы, она проявляла мягкость и столь  редкую  для 
нее  теплоту, так что я иногда почти готов был поверить,  что 
представляю  для  нее  нечто большее, чем  просто  сыскную  и 
адвокатскую  поддержку.  Но когда я  становился  тверже,  как 
rnk|jn  прикасался даже совсем немного к ее священным тайнам, 
она  являла мне свою холодность и начинала бороться со  мной, 
как  с  любым другим на моем месте. Теперь я чувствовал,  что 
уязвлен   этим.  Эта  ее  изменчивость  попросту   заставляла 
чувствовать себя доверчивым глупцом и испытывать  стыд  перед 
самим собой за наивные надежды на ответное чувство. 
-  Спасибо  за заботу, мистер Холмс, - сказала Элен,  видимо, 
пытаясь  вернуться  к  первоначальному  доверительному   тону 
нашего  разговора,  -  но  это была лишь  минутная  слабость, 
следствие накопившегося напряжения. Вам не стоит воспринимать 
это слишком серьезно. 
- Вы думаете, забота о вас чересчур обременительна для меня? 
- Я не знаю. Рада, если это не так. 
- Не так. 
    Элен  посмотрела в окно на надвигающийся закат,  а  потом 
украдкой взглянула на меня, словно пытаясь понять,  о  чем  я 
думаю. 
-  Так что с мистером Флоем? – спросила она. – Вы узнали что- 
нибудь, ради чего его стоило терпеть столько времени? 
-  Гриффит  Флой  и  в  самом деле  хочет  помочь  вам,  мисс 
Лайджест,  но,  конечно,  не ценою  собственной  свободы.  Он 
удивительно уравновешен в своем стремлении убить двух  зайцев 
одним ударом: помогая полиции и мне, он не только отводит  от 
себя   всякие  подозрения  в  глазах  общественности,  но   и 
выступает в качестве вашего благодетеля. 
- Именно это меня больше всего злит – выходит, я еще и должна 
быть ему благодарна! 
-  А  что касается самих показаний, то они даются ему  легко: 
оба самых главных свидетеля мертвы, и он может придумывать  о 
разговорах с ними все, что угодно. 
- Но вы узнали, где он был в момент смерти своего отца? 
- Да, узнал, но… 
   Она нахмурилась: 
-  Говорите, мистер Холмс. Мне совершенно все равно, с кем он 
проводит свободное от меня время. 
-  Он  говорит,  что  навещал знакомую официантку.  Ее  зовут 
Сьюзен. 
- Сьюзен? Сьюзен Симпсон? 
- Вы ее знаете? 
-  Да,  немного.  Слышала от кого-то и даже, кажется,  видела 
однажды.  Раньше она работала официанткой в дальнем трактире, 
а  теперь  о  ней  ничего не слышно. Но я и  предположить  не 
могла, что эта девушка лично знакома с Гриффитом Флоем. 
-   Что   именно  вы  о  ней  знаете?  Классический  образчик 
распущенной деревенской обслуги? 
-  Нет,  напротив! Это очень миленькая и хорошенькая девушка, 
совсем    молоденькая,    но    достаточно    здравомыслящая… 
Здравомыслящая, правда, во всем, кроме одного… Ясно как день, 
что  Гриффит Флой играет с ней, а она безумно в него влюблена 
и,  наверное, верит в лучшее. Бедная девочка! Мне ее искренне 
жаль. 
- Теперь она отдельная фигура в нашей интриге. 
- Вы хотите сказать, что она связана с убийством и составляет 
Гриффиту алиби? 
-  Конечно. Именно Сьюзен обеспечивает ему алиби, и  все  это 
было продумано и подготовлено заранее. 
-  Черт  возьми,  похоже, я поторопилась  ее  жалеть!  Сьюзен 
потеряла  голову от любви и теперь, когда Гриффит ей  обязан, 
она  надеется  покрепче привязать его  к  себе.  Выходит,  ей 
теперь вдвойне выгодно свято хранить его секрет!.. 
- Погодите, мисс Лайджест! Пусть все так, как вы говорите, но 
здесь  есть  непонятные места: зачем Гриффиту  доверять  свою 
судьбу  этой Сьюзен? Судя по всему она совсем простая девушка 
и   неспособна   на   интеллектуальные   маневры   в   случае 
необходимости. 
-  Как  зачем? Она любит его, у нее неплохая репутация как  у 
потенциальной  свидетельницы, и кроме того, у  него  не  было 
много времени на раздумья. Сьюзен действительно не отличается 
особым  умом,  но  у Гриффита не было тогда вариантов.  Кроме 
того, он создал себе алиби на всякий случай, так сказать, для 
подстраховки,  и Сьюзен не пришлось бы вообще  никому  ничего 
говорить, если бы не вы. 
-  И  все-таки это странно! Она молода, влюблена и, наверное, 
довольно   эмоциональна,  ее  чувствами  к   Гриффиту   можно 
манипулировать, ее наверняка можно запугать Божьей  карой  за 
ложь и законом за лжесвидетельство, ей постоянно нужны деньги 
и  внимание  – разве это портрет того человека,  от  которого 
мистер Флой поставил бы в зависимость свою жизнь?.. 
-  Но  тем  не  менее он выбрал ее… Никогда  не  подумала  бы 
раньше,  что  такая девушка, как она, способна  пойти  против 
закона  ради чего бы то ни было, - сказала Элен, мягко смотря 
на меня. 
-  Любовь делает с людьми ужасные вещи, - ответил я, спокойно 
глядя  в  ее  глаза, почти черные в эту минуту от  недостатка 
света. 
- Да, - согласилась она, и ее голос был тверд как всегда. 
-  Но я все же думаю, что этот выбор Гриффита был не случаен. 
Я  чувствую, что не все так просто! Тут явно кроется еще что- 
то, и очень скоро мне предстоит это выяснить. 
-  А, так вы зашли сюда за своей трубкой, чтобы отправиться к 
Сьюзен? 
- Да. 
-  Тогда  я не буду вас задерживать. Хотя, по-моему,  сегодня 
вам вряд ли удастся поговорить с ней. 
- Почему? 
-  Ну, скорее всего Гриффит сейчас отправился к ней. Дома его 
теперь  никто  не  ждет, а эта девушка  будет  счастлива  его 
видеть.  Может быть, он между прочим напомнит ей,  чтo  нужно 
говорить вам, если вы явитесь в скором времени. А, может…  О, 
господи!  Может  быть,  он вообще сделает  из  нее  сообщницу 
только сейчас, когда вы задали ему вопрос об алиби?! 
-  Нет,  я так не думаю. Девять шансов из десяти, что Гриффит 
Флой сразу же позаботился о своем алиби. 
-  Что  ж,  наверное.  Тогда зачем вам идти  к  Сьюзен  прямо 
сейчас,  если  уже  давно все решено  и  если  Гриффит  почти 
наверняка у нее? 
    Ее  мягкий  голос  и  доверительный  тон  почти  напрямую 
говорили  о  том, что она предлагает провести  вечер  с  ней. 
Однако  я не хотел снова зависеть от ее сиюминутного  теплого 
отношения  и  решил  прогуляться за  пределами  Грегори-Пейдж 
именно для того, чтобы хотя бы на время избежать этого. 
- У меня есть и другие дела, мисс Лайджест, - ответил я ей. – 
Думаю, я не вернусь к обеду, так что вам не стоит меня ждать. 
- Хорошо, я буду обедать одна. 
 
     Я   довольно  быстро  добрался  до  Гербертс-Хаус  и  не 
удивился,  когда  обнаружил у входа  коляску  Гриффита  Флоя. 
Единственным  освещенным окном в доме было окно  гостиной  на 
втором  этаже,  но  за  двадцать  минут,  что  я  провел   на 
наблюдательном пункте за живой изгородью, ни один силуэт  там 
me показался. 
     Я  отправился  в  “Серебряный бык” и вполне  сносно  там 
пообедал. Когда я оставил трактир и пошел в Грегори-Пейдж  по 
центральной  дороге,  то  услышал  за  спиной  приближающийся 
экипаж. Это был Гриффит Флой. 
-  Второй раз за один вечер, мистер Холмс, - улыбнулся он.  – 
Хотите, я подброшу вас до Грегори-Пейдж? 
- Нет, благодарю вас, предпочитаю прогулку. 
- Как там Элен? 
- Что вы хотите услышать? Вы сами видели ее пару часов назад. 
- Ну, может быть, она огорчилась, что я не остался обедать? 
-  Нет,  мистер  Флой,  мисс Лайджест  достойно  приняла  эту 
печальную действительность, - усмехнулся я. 
    Некоторое  время он смотрел на меня, продолжая  загадочно 
улыбаться и вертеть хлыст в руках. 
-  А вы уже воспользовались той информацией, что получили  от 
меня, мистер Холмс? – спросил он наконец. 
-  Нет,  мистер  Флой,  я еще думаю над  тем,  как  лучше  ее 
использовать. 
-  Продолжаете  вести  наблюдения?  Понимаю  –  всегда  лучше 
предварительно  изучить тех, с кем придется  иметь  дело,  не 
правда ли, мистер Холмс? 
- Совершенная правда. 
- В таком случае желаю вам удачи. Доброй ночи, мистер Холмс! 
- Доброй ночи, мистер Флой! 
    Он улыбнулся мне, а потом стеганул коня и понесся вперед, 
так   что   я  еще  долго  видел,  как  его  светлые   волосы 
вскидывались из-под шляпы в такт езды. 
_______________________________ 
* Да не потерпит разум в чем-либо ущерба! (лат.) 
* “Летучий голландец” – опера Рихарда Вагнера (нем.), 
“Севильский цирюльник” - опера Джоаккино Россини (итал.).